Макаров. Соседка
У меня зазвонил телефон. Кто говорит? Слон.
Звонил не слон, а соседка снизу, которую Макаров однажды весьма успешно залил горячей водой. Потом они подружились и даже вместе делали легкий косметический ремонт. Вовка держал ее за зад, а она красила потолок.
На этот раз у нее возникли проблемы с собачкой, здоровенной малопородной овчаркой. Собака была молодой, невоспитанной и глупой. Кажется, она приболела.
— Я пойду с тобой!
вдруг заявила Джина.
Если собака заболела, я ее вылечу!
— Джиночка! взмолился Макаров. Подожди! Ты еще вне закона.
Она наболтает подружкам, что у меня живет молодица, набегут жадные до денег проверяльщики, а у тебя документов никаких нет.
— Ладно. Тогда я попаду туда нелегально. У тебя есть какой-нибудь медальон?
От мамы остался какой-то медальон на цепочке с большим фальшивым бриллиантом, лежавший в деревянной шкатулке из лакированного дерева. Макаров. Хорошо, что эта шкатулка лежала недалеко, не в кладовке, заваленной старым ненужным барахлом, а в серванте с большими зеркальными стеклами.
— Вот медальон. Тяжеленький!
Вовка покачал медальоном перед носом Джины, а она вдруг превратилась в дым, который всосался в мельхиор медальона, а на пол упали лифчик, трусики и сарафанчик. Вслед за этим действом у Вовки в голове зазвучал голос Джины.
— Прием, как слышимость?
— Отлично!
А как тебе, уютно?
— Нормально. Хорошо, не серебро. Джины не любят серебра.
— А что любят?
— Золото. Ну, что, пошли?
Соседка Тамара Григорьевна уже ждала у распахнутой двери. Где-то в глубине квартиры тихо визжала собака. Вовка считал бессмысленным держать дома собаку для охраны в городе, тем более, когда появились разнообразные газовые баллончики, тазеры и разные электрошокеры.
— Что с Вашей девочкой?
Бабки почему-то любят называть сук девочками, а кобелей мальчиками, и Вовка решил поддержать старушку в этом заблуждении. Но слово сука, по его мнению, звучало куда весомей.
Тамара отступила в глубину прихожей, Макаров последовал за ней, дверь в комнату была открыта, и он сразу увидел Нэнси. Сука ездила по полу, перебирая передними лапами и скользя задом по паркету. Следом за ней тянулся след кровянистых выделений. С Тамарой Вовка решил не церемониться.
— У ветеринара была?
— Нет, а зачем?
Она вот так поездит, а потом спит.
— Ей кобеля надо, подсказала Джина из медальона.
— Ей кобеля надо, послушно повторил Макаров. Время пришло! И давно она так катается?
— Дней семь, ответила Тамара, придерживая на груди выцветший халат.
Я же говору, она так...
— Я уже слышал, что она потом спит. Она хочет кобеля, трахаться хочет!
Нэнси замерла и внимательно посмотрела на Макарова карими глазами. Даже и не думай, мысленно посоветовал Вовка, а вслух сказал:
— Намордник ей надень!
Джина сразу отреагировала:
— Что, Вован? Симпатичная собачка?
— Обыкновенная похотливая сука. Была бы она женщиной, я бы ей дупло прочистил.
А так.... Да, ну нафиг...
До Тамары наконец дошло.
— Да где же я ей кобеля ночью возьму? завопила она. Двенадцатый час!
— Тогда надо ее механически отодрать, сунуть ей в петлю какую-нибудь деревяшку, чтобы успокоилась до утра. У тебя презервативы есть?
— Нету, да и зачем? взгрустнула Тамара. Стара я.
Теперь Вовка посмотрел на Григорьевну внимательным взглядом.
— Она еще ничего! подала голос Джина. Скажи ей, а то заплачет. А нам суку лечить надо.
— Ты, Тамара, еще ничего! обнадеживающе сказал Макаров и погладил Тому по толстой негнущейся шее. Нэнси, показав белые зубы, ревниво зарычала.
— Правда?
улыбнулась Тома толстыми губами сквозь навернувшиеся слезы.
— Отсосать ей дай, посоветовала Джина ментально. Губы рабочие!
На этот раз Вовка не внял совету.
— Нам надо собачку успокоить, Джина!
взмолился Макаров. - Тетку отхарить я и потом могу!
— Вот собакой и займись.
А я помогу.
Внезапно он почувствовал, что он хочет эту суку, как не хотел ни одну из женщин. Ему нравился запах псины, аромат ее петли, а его член встопорщился и требовал свободы!
— Так. Намордник, чтобы не покусала и пять кусков веревки. Быстро!
Тамара, тряся тяжелыми титьками, ринулась искать. Нэнси сидела тихо и сверлила Макарова немигающим взглядом. О, какие это были глаза, огромные, влажные, они манили и звали!
Тамара вернулась с намордником и разнокалиберными веревочками.
— Одевай, что смотришь?
Тома трясущимися руками нацепила суке намордник и замерла в недоумении.
— Так, сказал Макаров. Опять придется все делать самому!
Его джинсы стояли горбом, член медленно намокал, но безумно скалящуюся сучку нужно было как-то зафиксировать, и Вовка приметил небольшую скамейку под темным окном, на которой стояли два больших горшка с фикусами. Макаров снял горшки и переставил оба горшка: один на пол, а другой на узкий подоконник.
Затем он перевернул скамейку ножками вверх и поставил ее посреди комнаты.
— Привязывай!
— Что привязывать?
— Сучку привязывай! Ставь ее между ножками и привязывай ее за ноги -каждую ногу к ножке скамейки!
Бестолковая Тамара долго ковырялась, привязывая собаку к скамейке, а та то и дело выгибала спину и выставляла зад. Она текла. Наконец Тома справилась с заданием и, сверкнув белыми панталонами до колен, встала рядом с привязанной Нэнси.
— Ну-ка, Томочка, снимай все себя и становись рядом со своей девочкой раком! А то уйду!
Тамара недоуменно развела руками, и полы ее халата разошлись, обнажив гигантский бюстгальтер с чашками размером с рюкзак каждая. Но делать нечего, она скинула цветастый халат, стянула панталоны и сбросила огромный лифчик. Она послушно опустилась на корточки, а затем встала точь-в-точь, как ее собака, на четыре кости, касаясь пола могучим бюстом. Сучка обильно текла, а Тамара нет. И Нэнси была куда привлекательнее, во всяком случае, сейчас, сверкая своей распухшей петлей! И Вовка почувствовал, что он просто обязан сделать из суки-девочки суку-женщину. Он быстро скинул джинсы и трусы и замер в полном недоумении. На месте его великолепного члена разместился кожаный волосатый мешок, из которого торчал длинный розовый собачий член! Проделки Джины, не иначе, решил Макаров и рухнул на колени рядом с Нэнси, охватывая руками ее крепкое шерстяное тело. Сучка прогнулась и выпятила зад навстречу Вовке. Он не мог обмануть ее ожиданий и вошел в Нэнси одним рывком бедер.
Макаров имел обеих сучек по очереди. Он делал несколько судорожных движений внутри узкого влагалища непрерывно визжавшей сучки, а затем погружал мокрый кобелиный член в широкую петлю Тамары, пяток секунд трахал ее и снова переходил к Нэнси. Все-таки он был нежадным человеком, и когда подвалил безудержный оргазм, он выпустил пульсирующую струю в лоно Нэнси, выхватил брызгавший собачий член и всунул его до упора в широкое влагалище Тамары. Он кончал не по-собачьи долго, и, когда его член перестал вибрировать мучительно сладко, Макаров понял, что вытащить член он не может! Вовка стоял в замке, как настоящий кобель!
Он маялся в позе собаки долго, наверное, полчаса, колени болели, а Джина подленько помалкивала в медальоне. Единственное, что ему удалось сделать, это развернуться, выворачивая член, в сторону двери. И когда, его детородный орган выпал из Тамары, измученный Вовка упал на пол лицом вниз, а сзади плюхнулась на паркет и усталая Тамара. Счастливая Нэнси молчала...
Едва волоча ноги, Макаров вернулся в свою квартиру. В сердцах он сказал
— Я когда-нибудь пожелаю, Джина, чтобы ты превратилась в течную суку!
— Да хоть сейчас!
Она уже выбралась из медальона и, покачивая стройным девическим телом, надевала пятнистые лифчик, трусики и сарафанчик.
Макаров долго лежал на диване, глядя в потолок, давно требовавший побелки и отдыхал.
Джина быстро залечила его коленные чашечки и накрыла шикарный стол в восточном стиле.
К изысканным блюдам Макаров добавил закуски попроще: черную и красную икру и нарезанную толстыми ломтями ароматную горячую севрюжину. Получилось всего много, вдвоем никак не съесть, и Вовка подбросил Джине еще одну идейку.
— А давай позовем каких-нибудь гостей!
— Баб каких-нибудь? грубо осведомилась Джина.
— Нет, каких баб.
Девушек. Моих школьных подружек. Спят они, немолодые, болезные, мужем битые, кулаками стреляные, замордованные рыночными отношениями. А мы их пригласим, ну, как бы молодыми, словно они на выпускном вечере, в коротких светлых платьях, ухоженные, причесанные, красивые. И пусть эта встреча будет для них волшебным сном! Ну, ты поняла?
— В жизни раз бывает восемнадцать лет! пропела Джина идеальным сопрано и вздохнула. Чего ж тут не понять? Ладно, рассказывай, чего в них такого особенного!
Звонил не слон, а соседка снизу, которую Макаров однажды весьма успешно залил горячей водой. Потом они подружились и даже вместе делали легкий косметический ремонт. Вовка держал ее за зад, а она красила потолок.
На этот раз у нее возникли проблемы с собачкой, здоровенной малопородной овчаркой. Собака была молодой, невоспитанной и глупой. Кажется, она приболела.
— Я пойду с тобой!
вдруг заявила Джина.
Если собака заболела, я ее вылечу!
— Джиночка! взмолился Макаров. Подожди! Ты еще вне закона.
Она наболтает подружкам, что у меня живет молодица, набегут жадные до денег проверяльщики, а у тебя документов никаких нет.
— Ладно. Тогда я попаду туда нелегально. У тебя есть какой-нибудь медальон?
От мамы остался какой-то медальон на цепочке с большим фальшивым бриллиантом, лежавший в деревянной шкатулке из лакированного дерева. Макаров. Хорошо, что эта шкатулка лежала недалеко, не в кладовке, заваленной старым ненужным барахлом, а в серванте с большими зеркальными стеклами.
— Вот медальон. Тяжеленький!
Вовка покачал медальоном перед носом Джины, а она вдруг превратилась в дым, который всосался в мельхиор медальона, а на пол упали лифчик, трусики и сарафанчик. Вслед за этим действом у Вовки в голове зазвучал голос Джины.
— Прием, как слышимость?
— Отлично!
А как тебе, уютно?
— Нормально. Хорошо, не серебро. Джины не любят серебра.
— А что любят?
— Золото. Ну, что, пошли?
Соседка Тамара Григорьевна уже ждала у распахнутой двери. Где-то в глубине квартиры тихо визжала собака. Вовка считал бессмысленным держать дома собаку для охраны в городе, тем более, когда появились разнообразные газовые баллончики, тазеры и разные электрошокеры.
— Что с Вашей девочкой?
Бабки почему-то любят называть сук девочками, а кобелей мальчиками, и Вовка решил поддержать старушку в этом заблуждении. Но слово сука, по его мнению, звучало куда весомей.
Тамара отступила в глубину прихожей, Макаров последовал за ней, дверь в комнату была открыта, и он сразу увидел Нэнси. Сука ездила по полу, перебирая передними лапами и скользя задом по паркету. Следом за ней тянулся след кровянистых выделений. С Тамарой Вовка решил не церемониться.
— У ветеринара была?
— Нет, а зачем?
Она вот так поездит, а потом спит.
— Ей кобеля надо, подсказала Джина из медальона.
— Ей кобеля надо, послушно повторил Макаров. Время пришло! И давно она так катается?
— Дней семь, ответила Тамара, придерживая на груди выцветший халат.
Я же говору, она так...
— Я уже слышал, что она потом спит. Она хочет кобеля, трахаться хочет!
Нэнси замерла и внимательно посмотрела на Макарова карими глазами. Даже и не думай, мысленно посоветовал Вовка, а вслух сказал:
— Намордник ей надень!
Джина сразу отреагировала:
— Что, Вован? Симпатичная собачка?
— Обыкновенная похотливая сука. Была бы она женщиной, я бы ей дупло прочистил.
А так.... Да, ну нафиг...
До Тамары наконец дошло.
— Да где же я ей кобеля ночью возьму? завопила она. Двенадцатый час!
— Тогда надо ее механически отодрать, сунуть ей в петлю какую-нибудь деревяшку, чтобы успокоилась до утра. У тебя презервативы есть?
— Нету, да и зачем? взгрустнула Тамара. Стара я.
Теперь Вовка посмотрел на Григорьевну внимательным взглядом.
— Она еще ничего! подала голос Джина. Скажи ей, а то заплачет. А нам суку лечить надо.
— Ты, Тамара, еще ничего! обнадеживающе сказал Макаров и погладил Тому по толстой негнущейся шее. Нэнси, показав белые зубы, ревниво зарычала.
— Правда?
улыбнулась Тома толстыми губами сквозь навернувшиеся слезы.
— Отсосать ей дай, посоветовала Джина ментально. Губы рабочие!
На этот раз Вовка не внял совету.
— Нам надо собачку успокоить, Джина!
взмолился Макаров. - Тетку отхарить я и потом могу!
— Вот собакой и займись.
А я помогу.
Внезапно он почувствовал, что он хочет эту суку, как не хотел ни одну из женщин. Ему нравился запах псины, аромат ее петли, а его член встопорщился и требовал свободы!
— Так. Намордник, чтобы не покусала и пять кусков веревки. Быстро!
Тамара, тряся тяжелыми титьками, ринулась искать. Нэнси сидела тихо и сверлила Макарова немигающим взглядом. О, какие это были глаза, огромные, влажные, они манили и звали!
Тамара вернулась с намордником и разнокалиберными веревочками.
— Одевай, что смотришь?
Тома трясущимися руками нацепила суке намордник и замерла в недоумении.
— Так, сказал Макаров. Опять придется все делать самому!
Его джинсы стояли горбом, член медленно намокал, но безумно скалящуюся сучку нужно было как-то зафиксировать, и Вовка приметил небольшую скамейку под темным окном, на которой стояли два больших горшка с фикусами. Макаров снял горшки и переставил оба горшка: один на пол, а другой на узкий подоконник.
Затем он перевернул скамейку ножками вверх и поставил ее посреди комнаты.
— Привязывай!
— Что привязывать?
— Сучку привязывай! Ставь ее между ножками и привязывай ее за ноги -каждую ногу к ножке скамейки!
Бестолковая Тамара долго ковырялась, привязывая собаку к скамейке, а та то и дело выгибала спину и выставляла зад. Она текла. Наконец Тома справилась с заданием и, сверкнув белыми панталонами до колен, встала рядом с привязанной Нэнси.
— Ну-ка, Томочка, снимай все себя и становись рядом со своей девочкой раком! А то уйду!
Тамара недоуменно развела руками, и полы ее халата разошлись, обнажив гигантский бюстгальтер с чашками размером с рюкзак каждая. Но делать нечего, она скинула цветастый халат, стянула панталоны и сбросила огромный лифчик. Она послушно опустилась на корточки, а затем встала точь-в-точь, как ее собака, на четыре кости, касаясь пола могучим бюстом. Сучка обильно текла, а Тамара нет. И Нэнси была куда привлекательнее, во всяком случае, сейчас, сверкая своей распухшей петлей! И Вовка почувствовал, что он просто обязан сделать из суки-девочки суку-женщину. Он быстро скинул джинсы и трусы и замер в полном недоумении. На месте его великолепного члена разместился кожаный волосатый мешок, из которого торчал длинный розовый собачий член! Проделки Джины, не иначе, решил Макаров и рухнул на колени рядом с Нэнси, охватывая руками ее крепкое шерстяное тело. Сучка прогнулась и выпятила зад навстречу Вовке. Он не мог обмануть ее ожиданий и вошел в Нэнси одним рывком бедер.
Макаров имел обеих сучек по очереди. Он делал несколько судорожных движений внутри узкого влагалища непрерывно визжавшей сучки, а затем погружал мокрый кобелиный член в широкую петлю Тамары, пяток секунд трахал ее и снова переходил к Нэнси. Все-таки он был нежадным человеком, и когда подвалил безудержный оргазм, он выпустил пульсирующую струю в лоно Нэнси, выхватил брызгавший собачий член и всунул его до упора в широкое влагалище Тамары. Он кончал не по-собачьи долго, и, когда его член перестал вибрировать мучительно сладко, Макаров понял, что вытащить член он не может! Вовка стоял в замке, как настоящий кобель!
Он маялся в позе собаки долго, наверное, полчаса, колени болели, а Джина подленько помалкивала в медальоне. Единственное, что ему удалось сделать, это развернуться, выворачивая член, в сторону двери. И когда, его детородный орган выпал из Тамары, измученный Вовка упал на пол лицом вниз, а сзади плюхнулась на паркет и усталая Тамара. Счастливая Нэнси молчала...
Едва волоча ноги, Макаров вернулся в свою квартиру. В сердцах он сказал
— Я когда-нибудь пожелаю, Джина, чтобы ты превратилась в течную суку!
— Да хоть сейчас!
Она уже выбралась из медальона и, покачивая стройным девическим телом, надевала пятнистые лифчик, трусики и сарафанчик.
Макаров долго лежал на диване, глядя в потолок, давно требовавший побелки и отдыхал.
Джина быстро залечила его коленные чашечки и накрыла шикарный стол в восточном стиле.
К изысканным блюдам Макаров добавил закуски попроще: черную и красную икру и нарезанную толстыми ломтями ароматную горячую севрюжину. Получилось всего много, вдвоем никак не съесть, и Вовка подбросил Джине еще одну идейку.
— А давай позовем каких-нибудь гостей!
— Баб каких-нибудь? грубо осведомилась Джина.
— Нет, каких баб.
Девушек. Моих школьных подружек. Спят они, немолодые, болезные, мужем битые, кулаками стреляные, замордованные рыночными отношениями. А мы их пригласим, ну, как бы молодыми, словно они на выпускном вечере, в коротких светлых платьях, ухоженные, причесанные, красивые. И пусть эта встреча будет для них волшебным сном! Ну, ты поняла?
— В жизни раз бывает восемнадцать лет! пропела Джина идеальным сопрано и вздохнула. Чего ж тут не понять? Ладно, рассказывай, чего в них такого особенного!
